Пушкин в «Пророке» — как человек, оставшийся без кожи. Каждое прикосновение реальности оборачивается болью. Он хочет простого — быть живым. Но ему не позволяют. Его слова — не оружие и не украшение. Они — внутренний орган, который нельзя вынуть. Он не контролирует поэзию, она контролирует его. И с каждым новым стихом он теряет часть себя. Он — не герой. Он — голос. Одинокий, истерзанный, слишком настоящий, чтобы не раздражать.

Этот фильм — как странствие внутрь исповеди. Он не шокирует, не кричит, не объясняет. Он идёт на глубину, туда, где больше нет декораций. «Пророк» показывает, что быть поэтом — значит быть изгнанником. Не по воле государства, а по воле внутренней правды. Это фильм не для понимания, а для признания. Он не даст ответов. Но оставит шрам. И, быть может, именно в этом — его главная честность.